Менски появился, будучи настроен необычайно добродушно:

– Здравствуйте, студенты! Скучали по мне?

Вся группа заулыбалась ему. Похоже, не я один сумел его правильно оценить.

– А я тоже по вам скучал, можете в это поверить? – заявил Генрих. – Сам поражаюсь, честное слово. Признаюсь, что ваша группа мне нравится, не то что эти нытики на курс младше. Я-то поначалу думал, что из вас толку вообще не будет, а оказалось, что как раз наоборот, из вас могут выйти вполне приличные боевики. Даже из Арди, как это ни удивительно.

– Это почему удивительно? – возмутился я.

– Потому что вам это вообще не нужно, – объяснил Генрих.

– Это почему нам не нужно?

– А зачем вам уметь драться? – удивился Генрих. – За вами стоит дружина. Вот ваши же одногруппники за вас и будут драться.

Эх, видел бы ты Сына Камня. Не думаю, что дружина смогла бы с ним что-то сделать. Да и на тебя интересно было бы посмотреть. Впрочем, Менски наверняка сражался бы до конца, не тот это человек, чтобы сдаваться.

– Не всегда можно спрятаться за дружину, – заметил я. – Иногда необходимо драться самому.

– Тоже верно, – согласился он. – Хотя у некоторых и получается всю жизнь за кого-то прятаться. Но я уже понял, что вы не из таких. Это достойно уважения. Ну всё, обнялись, поцеловались, давайте теперь к делу.

Улыбки увяли, и все мы заметно напряглись. «Дело» в понимании Генриха обычно было тесно связано с мордобоем.

– Третий курс – это важный рубеж, – начал Менски.

А ведь я совсем недавно это слышал – они друг у друга слова списывают, что ли? Однако Генрих, как менее склонный к словоблудию, перешёл к конкретике побыстрее:

– Именно на третьем курсе вы начнёте изучать атакующие конструкты. Точнее говоря, вы будете изучать нелетальные конструкты, которые называются так, потому что убить ими немного сложнее, чем теми, которые вы будете изучать на четвёртом курсе. Кстати, кто мне скажет, чем отличаются атакующие и защитные конструкты?

– А разве они отличаются? – вместо ответа спросил я.

– Ты, как всегда, меня не разочаровал, Арди, – заржал Генрих. – Здоровый цинизм – это правильное качество. Всё верно, они ничем не отличаются. Обычным школьным хлопком можно толкнуть человека под машину…

Все сразу вспомнили, как мы им скинули бандитов со скалы, и закивали.

– … защитным барьером можно, например, незаметно утопить противника, а воздушным фильтром при некотором навыке можно очень легко кого-нибудь удушить. Кстати, убийство защитным конструктом – это любимый способ диверсантов, и мы посвятим немало времени способам применения защитных конструктов, и способам защиты от них. Или вот взять такой пример: в вас швырнули камень, а вы навстречу швыряете другой камень, чтобы отклонить его. Конструкт использован совершенно одинаковый, но с одной стороны это нападение, а с другой – защита.

– А зачем тогда такая классификация? – с недоумением спросила Дара.

– Нас заставили принять эту классификацию те, чья работа состоит в том, чтобы сделать жизнь людей несчастной. То есть наши чиновники. В один прекрасный момент они обратили внимание на то, что мы живём слишком легко, и приняли закон, что до девятнадцати лет одарённых нельзя обучать атакующим конструктам, а до двадцати – летальным. Поскольку никто не понимал, чем отличаются атакующие конструкты от защитных, а тем более летальные от нелетальных, то работа закипела вовсю. Создали комиссию, три года классифицировали конструкты, потом ещё два года обсуждали, потом отправили на доработку, ну вы представляете, как это обычно происходит. Лично я просто поубивал бы всю эту шатию-братию и решил вопрос радикально, но я простой преподаватель, а наши Высшие парят где-то высоко, и им плевать.

– И что, всем прямо вот так было плевать? – усомнился я.

– Тех, кому было не плевать, и кто мог на это повлиять, включили в комиссию по реформе образования. Реформа продолжалась восемнадцать лет, и все эти годы они получали неплохие деньги, писали статьи о том, как вскоре расцветёт у нас образование, и так далее.

– Вы, по-моему, преувеличиваете, – я уже откровенно не верил этому рассказу, хотя из прошлой жизни мог припомнить и не такое.

– Это можно легко проверить, – пожал плечами Менски.

– Я попрошу Драгану Ивлич рассказать мне эту историю, – ответил я. – Будет любопытно сравнить её версию с вашей.

– Я всё время забываю, кто ты, Арди, – хмыкнул Генрих. – Как-то плохо укладывается в голове студент-младшекурсник, который может вот так небрежно попросить отчёта у первых лиц княжества. Ну что ж, сравни. Она, кстати, в комиссию не входила, так что действительно интересно, что она может сказать по этому поводу. Надеюсь, что ты и со мной поделишься этим рассказом.

– Не обещаю, но постараюсь. Зависит от того, что она мне расскажет.

– Хорошо, – кивнул Генрих. – Итак, продолжим. Сегодня мы разберём, какие замечательные вещи можно сделать обычным барьером, и как легко им можно убить или покалечить человека, причём совершенно незаметно. Умелый диверсант может его использовать настолько ловко, что противник будет только разевать рот, пытаясь понять, отчего у собеседника посреди разговора вдруг открутилась голова. Это, конечно, далеко не всякий сможет исполнить, но я однажды наблюдал такой фокус своими глазами.

Машина остановилась у запертых ворот, и водитель посигналил. Из небольшой караулки рядом с воротами вышел вооружённый охранник и неторопливо подошёл к машине.

– Ещё раз бибикнешь – сломаю руку, – скучным голосом сказал он вместо приветствия. – Кто такие и чего надо?

Водитель уже открыл было рот, чтобы поставить наглеца на место, но Беримир остановил его жестом.

– У нас больной, и нам назначено на приём к сиятельной Милославе Арди, – сказал охраннику Беримир.

– Хомский? – задал вопрос тот, и дождавшись ответного кивка, сообщил: – Въезд на территорию запрещён. Стоянка для самобегов посетителей слева от ворот. Если больной не в состоянии идти, я вызову санитаров с каталкой.

– Я дойду, Бери, – подал голос Путята. – Если мы будем настаивать, то не получим ничего, кроме унижения.

– И зачем Милославе это нужно? – с досадой спросил Беримир. – Показывает своё отношение к нам?

– Проезд для всех запрещён, не только для вас, – подал голос охранник, с равнодушным видом слушающий разговор.

– Вот прямо для всех без исключения? – скептически спросил Беримир.

– Исключение есть, – признал охранник. – Но у вас для исключения на гербе кое-чего не хватает [7] , - добавил он, бросив взгляд на дверь машины.

– Бери, Милослава просто показывает посетителям, кто здесь хозяин, чтобы сразу сбить спесь со слишком наглых, – объяснил Путята.

Беримир неохотно кивнул. Он вышел из машины и подал руку матери, а потом они вместе с водителем помогли выбраться Путяте, который не очень твёрдо стоял на ногах.

– Вам точно каталка не нужна? – спросил охранник.

– Не нужна, – хмуро ответил Беримир.

– Как скажете, – пожал плечами тот. – Проходите в калитку, вон то здание впереди – это главный корпус. Заходите в парадный подъезд, там вас встретят.

Дорога к главному корпусу была идеально чистой – Беримир совершенно не удивился бы, если бы ему сказали, что её ежедневно моют с мылом. Собственно, так оно на самом деле и было. По сторонам дороги расстилался небольшой, но очень ухоженный парк с клумбами, мраморными статуями и фонтанами. Кое-где на разноцветных скамейках сидели больные, выползшие из надоевших палат на пока ещё яркое осеннее солнышко.

Отделанное мрамором здание клиники со статуями в нишах выглядело побогаче иных дворцов. Даже самые скандальные пациенты уже на подходе должны были понять, что хозяйке этого здания глубоко безразличны и их положение, и их деньги. Те, до которых доходило слишком туго, всё равно понимали это, когда попадали внутрь. Внутреннее убранство выглядело просто неприлично роскошным.