Кира презрительно усмехнулась при виде подобной казарменной организации работы и поманила пальцем главного счетовода, который удивлённо взирал на пришедших из-за стеклянной стены. Тот вспыхнул, выскочил из-за стола и рванулся к двери, пылая негодованием.

– Ключи от всех шкафов с документацией, – скучным голосом приказала Кира, не дав ему возможности открыть рот. – Живо!

– Вы кто такая вообще? – возмущённо начал главный счетовод.

– Я Кира Заяц, тиун семейства Арди, – ответила Кира, – и у меня нет привычки повторять приказы. Ключи сюда, быстро!

Тот от негодования не мог произнести ни слова и только безмолвно разевал рот, пытаясь подобрать наиболее убийственные эпитеты. Наконец он обрёл дар речи:

– Вы никаких ключей не получите! И вообще, вон отсюда!

Кира невозмутимо кивнула и прижала пальцем таблетку мобилки:

– Антон, у нас тут саботаж.

Она выслушала короткий ответ и со скучающим выражением на лице приготовилась внимать возмущённой речи, которая не замедлила последовать. Выступление, однако, продолжалось недолго – уже через пару минут в кабинет стремительно вошла пара шкафообразных парней.

– Кто, госпожа? – задал вопрос вошедший первым.

Кира ткнула пальцем в главного счетовода:

– Этого в тюремный блок, у меня к нему будет много вопросов.

Несчастного счетовода немедленно скрутили. Он попытался было возмутиться, но ему легонько сунули кулаком в живот, и слова застряли у него в глотке.

– В допросной всё выскажешь, а пока помолчи, – добродушно сказал ему один из конвоиров, и несчастного счетовода уволокли.

Кира обвела ледяным взглядом сотрудников, взирающих на неё с ужасом. Главный счетовод легко позволил себя спровоцировать, так что всё протекало в точном соответствии со сценарием. Кира прекрасно помнила уроки господина:

«Если ты начинаешь требовать от людей что-то, чего они не хотят тебе дать, или работу, которую они не хотят делать, то они неизбежно будут твои приказы саботировать. Если у тебя есть в запасе недели и месяцы, то ты постепенно можешь их саботаж сломить. А можешь и не сломить – бороться с тихим саботажем очень непросто. Но есть и быстрый путь – прежде всего выдели лидера саботажа. Это всегда либо начальник, либо, если речь идёт о твоих подчинённых, неформальный лидер коллектива. Показательно и демонстративно уничтожь его, чтобы он даже пикнуть не смог, и организованный саботаж прекратится, а скорее всего, даже и не начнётся. Во-первых, не будет фигуры, вокруг которой люди могли бы сплотиться, а во-вторых, все будут думать, что если уж их начальника уничтожили так быстро и безжалостно, то их раздавят, даже не заметив. Тебя, конечно, будут бояться и ненавидеть, но тебе ведь и так никакой любви ждать не стоит».

– Кто замещает главного счетовода? – громко задала вопрос Кира.

– Я, г-г-госпожа, – подала голос одна из женщин.

– Вы будете сотрудничать? – задала вопрос Кира, строго на неё глядя.

– Д-да, – промямлила та.

– Я не расслышала, – нахмурилась Кира.

– Да, госпожа, я буду сотрудничать, – торопливо сказала счетоводша.

– Хорошо, – кивнула Кира и посмотрела на остальных служащих. – Кто-нибудь ещё собирается саботировать мои распоряжения? Лучше скажите об этом сейчас, раз уж у нас есть свободные места в машине до тюремного блока.

Судя по бледным лицам и испуганным глазам, никто не собирался делать подобных заявлений.

– Ну что же, надеюсь, что мы с вами сработаемся, и мне не придётся прибегать к крайним мерам, – сказала Кира голосом, от которого несчастных тружеников арифмометра пробрала дрожь. – Сейчас с вами всеми по очереди побеседуют мои сотрудники. Беседы будут происходить в присутствии эмпата, так что советую отвечать только правду.

Несколько дней я ходил, не решаясь завести с матерью разговор о Хомском. Просто не знал, что ей сказать. По правде говоря, я и сам не был уверен, что так уж хочу его выздоровления, и это, конечно же, не добавляло мне решительности. В конце концов я настолько устал от этих раздумий, что решил не мудрить с каким-то планом разговора, а просто поговорить, и что из этого выйдет, пусть то и выйдет.

– Ко мне, кстати, подходил на прошлом приёме Беримир Хомский, – небрежно сказал я за обедом, после того как обсуждение планируемой посадки плодовых деревьев возле второго флигеля окончательно увяло, и все замолчали.

– Вот как? – равнодушно отозвалась мама.

– Рассказал, что у Путяты опухоль мозга, и целители помочь уже не могут.

– Туда ему и дорога, старой сволочи, – с чувством сказала мама. – Я хорошо помню, как он меня встретил. Вот скажи мне, Кеннер – как так получается, что близкие родственники ведут себя как последние подонки?

– Да не так уж редко такое происходит, – пожал я плечами. – Случаются в жизни и более странные вещи. Например, когда они потом приходят с просьбой о помощи.

Мама со стуком положила приборы и упёрла в меня пристальный взгляд. Я почувствовал себя слегка неуютно.

– Да, мама, ты правильно догадалась, – вздохнул я. – Беримир умолял.

– И что ты ему ответил?

– Я ответил, что это будешь решать ты, и если ты скажешь «нет», то я ничего сделать не смогу.

– То есть ты не отказал ему, а пообещал поговорить со мной, – сделала она логичный вывод. – И что тебя на это подвигло? Объясни.

Я почувствовал некоторое облегчение – по крайней мере, она не отказала с порога и не прекратила разговор, а хотя бы согласилась выслушать мои аргументы.

– Здесь довольно сложная ситуация, мама, и я сам отношусь к этому очень неоднозначно. Если Путята умрёт, я по нему и слезинки не пророню. Но ведь Путята – это не все Хомские. Такие отношения между родственниками, как у нас сейчас – это неправильно, и очень многие Хомские тоже так считают. А главное, что так считает наследник. Мы давно уже договорились с Беримиром о нормализации отношений, когда Путята, наконец, сойдёт со сцены.

Мама смотрела на меня не отрываясь и молчала, и я от этого ощущал себя очень некомфортно.

– Но проблема здесь в том, – продолжал я, – что это для нас Путята – старая сволочь, а вот Беримир отца любит. И если мы откажем ему в помощи, о восстановлении отношений можно будет забыть. Воевать мы, конечно, не будем, но это будет всегда стоять между нами. Мы с Хомскими станем друг для друга чужими, уже окончательно.

– С Путятой мы и так своими не станем, – указала мама.

– Мы можем поставить условие, чтобы он передал главенство Беримиру.

– А с чего ты взял, что они искренне хотят помириться? Почему ты не допускаешь, что они просто хотят по-родственному пролезть поближе ко мне?

– Я, конечно, не знаю, что там у них в головах творится, но я точно знаю, что Беримир хотел восстановить с нами отношения задолго до того, как ты возвысилась. Был, правда, ещё один случай, когда у Путяты из-за нас были неприятности с родичами, но это было уже после твоего возвышения, так что там трудно уверенно говорить о мотивах.

Мама молчала, глядя куда-то вдаль. Наконец она снова взяла в руки вилку с ножом.

– Лена, передай, пожалуйста, горчицу, – сказала она, опять приступая к эскалопу.

Дальнейший обед протекал в полном молчании.

Глава 6

Боевая практика у нас по какой-то неизвестной нам причине задержалась, и первого занятия я ждал, пожалуй, даже с нетерпением. За прошедшие два года я постепенно проникся уважением к Генриху Менски. Он, конечно, не упускал случая повеселиться за счёт студентов, и образ садиста-затейника прилип к нему довольно прочно и отчасти заслуженно. Однако если приглядеться, то можно было с удивлением обнаружить, что студенты у него никогда не получают травм. Точнее, если изредка и получают, то исключительно друг от друга. При этом учил он превосходно – даже Иван уже совершенно не походил на деревенского увальня, и добиться этого за каких-то два года было поистине поразительным результатом. Если учесть, что именно боевая практика была для нас залогом выживания, то можно было смело сделать вывод, что нам здорово повезло с преподавателем.